18.05.2012 в 02:12
Исполнение 2. 1145 слов.
Предположим, что Тору, по человеческим меркам, лет эдак шестнадцать-семнадцать. Локи, соответственно, чуть младше.
И нет, автор не считает Тора совсем уж тупым воякой. Хотя ООС не отрицает.
читать?
– Брат!
Менее чем в дюйме от лица пролетает нож, ещё один высекает искру, скользнув по нагрудному щитку. Тор щурит глаза и пытается разглядеть тонкую фигурку, теряющуюся в центре превратившегося в Хельхейм тренировочного зала.
– Локи, довольно!
Брат не слышит. Он ничего не слышит и ничего не замечает, он полностью поглощён собственной магией, обезумевшей, вышедшей из-под контроля. Мама говорила, что сейчас его силы очень нестабильны, что любой всплеск эмоций может спровоцировать... такое. Но разве же им объяснишь?..
– Ох, Тор, как же ты вовремя! – Фандрал отбивает мечом летящий в него короткий метательный клинок и вымученно улыбается. – А у нас тут, как видишь, небольшой локальный Рагнарёк, репетиция, так сказа...
Закончить юноша не успевает – ему попросту не дают такой возможности.
– Что вы ему снова сделали? – перекрывая грохот, кричит Тор, и встряхивает Фандрала с такой силой, что его рубашка трещит и рвётся по швам.
– Да ничего такого! – Фандрал утирает залитую кровью щёку и пытается дотянуться носками до пола – висеть в стальной хватке Тора ему явно не по душе. – Подумаешь, подразнили немного...
– Мы перегнули палку, – невнятно уточняет Огун. Его одежда иссечена едва ли не на лоскуты, и заметно пропитана кровью. Двигается он быстро и ловко, значит, раны неглубокие. Вольштагг угрюмо сопит – с его комплекцией уворачиваться от хаотично рассекающих воздух и плоть мечей, ножей, топоров и кинжалов и без того слишком сложно, чтобы ещё и отвлекаться.
– Идиоты, – шипит Тор, буквально вышвыривая приятелей из зоны «обстрела» – в тренировочном зале хватает вещей, которые запросто могут отправить аса к Хель на пирожки. – Вон! И никому не давайте сюда войти, пока я не позволю!
Ох, брат… Лучше бы у него была нормальная истерика, со всеми причитающимися завываниями и слезами в три ручья. Вот только Локи никогда не позволяет себе ни повысить голос, ни заплакать. Ну, как сказать – никогда… Уже много-много веков, так давно, что по людским меркам и вправду можно сказать «никогда». Тем хуже, тем тяжелее эти нечастые срывы.
Мама говорила, такое состояние опасно не только для окружающих, но и для самого Локи. Что магия – это меч, у которого вместо рукояти – второй клинок. Что младший принц Асгарда столь же силён, сколь и хрупок. Что его, Тора, долг как старшего брата – по мере сил оберегать Локи…
У брата на щеке длинный порез, оставленный просвистевшим слишком близко ножом. Кровь течёт медленно и густо, оставляет на бледной, будто восковой коже тёмные блестящие полосы. Локи не замечает вьющегося вокруг него рассерженными осами оружия – он ничего не замечает, будто ослеплён и оглушён сковавшим его магическим коконом.
– Брат, – Тор отбрасывает в сторону летящий в него меч – благо, тренировочный, почти не острый. – Брат, пожалуйста, приди в себя!
Локи больно – Тор это видит, видит по мучительно сведённым бровям, по бескровным губам, упрямо сжатым в полосу. Магия окутывает его переливчатыми потоками света – сине-голубого и золотого, искрящегося, обжигающе-горячего и, одновременно, невыносимо холодного. Магия защищает и ранит. Магия вихрями срывается с кончиков пальцев, ледяным пламенем танцует в глазах. Глаза у брата ярко-зелёные, тёплые и лукавые, но сейчас они будто подёрнуты прозрачно-голубым льдом, светящимся и неживым.
– Всё хорошо, – срывающимся голосом снова и снова повторяет Тор. – Всё хорошо, Локи, слышишь меня?
Уклониться получается не от всего – слишком уж много оружия мечется по воздуху встревоженным пчелиным роем, – от тяжёлого боевого посоха очень болит плечо. Подойти бы ещё хоть на шаг ближе… Обжигающие вихри магии сшибают с ног, наполняют лёгкие удушливым жаром, опаляют ресницы – Тор убеждает себя, что это ему только чудится, что это лишь иллюзия, что… Тор вдыхает поглубже и крепко обнимает брата, прижимает к себе худое, ломкое тело. Магия вьётся вокруг них, пляшет, неистовствует – и опадает, будто пламя, задохнувшееся пеплом. Оружие на мгновение замирает в воздухе, точно натолкнувшись на невидимую преграду, а затем с оглушительным грохотом падает на пол.
Сердце брата колотится так, что Тор только диву даётся – как ещё не проломило рёбра.
– Локи, – тихо зовёт он, всматриваясь в тонкое бледное лицо. – Локи, прошу тебя, отзовись.
Кажется, проходит несколько чудовищно долгих минут – подрагивают тёмные ресницы, брови тревожно сдвигаются на переносице, и дыхание хриплое, неровное. Оно и немудрено… Наконец, брат открывает глаза – прежние, ярко-зелёные, живые, – и смотрит на него испуганно и непонимающе.
– Ну и напугал ты меня, – через силу улыбается Тор, слегка ослабляя хватку – если брат захочет, то сможет отстраниться, но Локи только опускает взгляд и льнёт к его груди.
– Извини, – едва слышно шелестит Локи. Как же его трясёт... – Я снова... Да?
Тор сдержанно кивает. Тут даже пытаться юлить – попросту глупо, да и вопрос задан скорее от шока. Брат судорожно выдыхает и быстро касается пореза на своей щеке. На пальцах остаются смазанные красные пятна – Локи смотрит на них в каком-то странном оцепенении.
– Тебя задело?
– Несущественно, – отзывается Тор, успокаивающе проводя широкой ладонью по разметавшимся тёмным волосам. – Не волнуйся, никто всерьёз не пострадал.
Это, если уж быть откровенным до конца, не совсем правда.
Первый, кто страдает от этих срывов – сам Локи. Это уже случалось не раз и не два, но самый первый и едва ли не самый тяжёлый срыв – на совести Тора. Он вовсе не хотел причинить брату вред, вовсе нет, просто в какой-то момент очередной перебранки он немного... перегнул палку. Тогда ему здорово досталось, а Локи пришлось на руках нести в чертог – и брат ещё долгие дни лежал в беспамятстве.
Тогда мама и рассказала – тихо, не для чужих ушей, – что всплески стихийной магии могут быть опасны, что контролировать их очень сложно, и что ему, Тору, следует сделать всё от него зависящее, чтобы не допускать подобных срывов. "Ты же знаешь, – сказала она, – Локи привязан к тебе сильнее, чем к кому бы то ни было в этом мире". Тор был слишком обескуражен её словами, чтобы ответить внятно. Если бы мог – сказал бы, что больше всего Локи всегда был привязан именно к ней, к матери, и она наверняка ответила бы мягкой улыбкой и в очередной раз повторила, что её любимые сыновья, хоть это и грустно, уже не те дети, которых объятиями и широкими рукавами платья можно оградить от всех бед.
Как знать, как знать. Широких рукавов у Тора никогда не было, но и без них эффект остаётся отменным.
– Сможешь сам на ноги подняться? – спрашивает Тор, окидывая быстрым взглядом учинённый в тренировочном зале бедлам. Локи с заметной лишь брату неохотой выпрастывается из осторожных объятий и неуверенно встаёт. Его немного ведёт, и Тор, поднявшись на ноги следом, придерживает брата за плечо. Локи слабо улыбается в ответ и пытается хоть немного пригладить взъерошенные волосы.
Пройдёт буквально полчаса – и к брату вернётся его яд, и привычная полуулыбка снова замрёт на тонких губах, и Локи снова будет больно жалить тех, кто посмеет его задеть, но пока… Пока он просто любимый младший брат, которому нужна защита и поддержка, и, временами, – чего уж тут таить, – просто немного живого тепла. Его яд не для Тора.
– Брат, – голос у Локи мягкий и вкрадчивый, будто бархатом по слуху. – Можно завтра я буду тренироваться с тобой?
Кстати, о тренировках... Весёлой троице всё равно влетит, да так, что Йотунхейм Вальгаллой покажется.
– О чём вопрос, – Тор посмеивается и легко ерошит только-только приведённые в надлежащий вид волосы.
До ушей дежурящей у дверей в тренировочный зал троицы воинов доносится только наигранно возмущённый голос:
– Брат, опять так сделаешь – точно обижусь!
URL комментарияПредположим, что Тору, по человеческим меркам, лет эдак шестнадцать-семнадцать. Локи, соответственно, чуть младше.
И нет, автор не считает Тора совсем уж тупым воякой. Хотя ООС не отрицает.
читать?
– Брат!
Менее чем в дюйме от лица пролетает нож, ещё один высекает искру, скользнув по нагрудному щитку. Тор щурит глаза и пытается разглядеть тонкую фигурку, теряющуюся в центре превратившегося в Хельхейм тренировочного зала.
– Локи, довольно!
Брат не слышит. Он ничего не слышит и ничего не замечает, он полностью поглощён собственной магией, обезумевшей, вышедшей из-под контроля. Мама говорила, что сейчас его силы очень нестабильны, что любой всплеск эмоций может спровоцировать... такое. Но разве же им объяснишь?..
– Ох, Тор, как же ты вовремя! – Фандрал отбивает мечом летящий в него короткий метательный клинок и вымученно улыбается. – А у нас тут, как видишь, небольшой локальный Рагнарёк, репетиция, так сказа...
Закончить юноша не успевает – ему попросту не дают такой возможности.
– Что вы ему снова сделали? – перекрывая грохот, кричит Тор, и встряхивает Фандрала с такой силой, что его рубашка трещит и рвётся по швам.
– Да ничего такого! – Фандрал утирает залитую кровью щёку и пытается дотянуться носками до пола – висеть в стальной хватке Тора ему явно не по душе. – Подумаешь, подразнили немного...
– Мы перегнули палку, – невнятно уточняет Огун. Его одежда иссечена едва ли не на лоскуты, и заметно пропитана кровью. Двигается он быстро и ловко, значит, раны неглубокие. Вольштагг угрюмо сопит – с его комплекцией уворачиваться от хаотично рассекающих воздух и плоть мечей, ножей, топоров и кинжалов и без того слишком сложно, чтобы ещё и отвлекаться.
– Идиоты, – шипит Тор, буквально вышвыривая приятелей из зоны «обстрела» – в тренировочном зале хватает вещей, которые запросто могут отправить аса к Хель на пирожки. – Вон! И никому не давайте сюда войти, пока я не позволю!
Ох, брат… Лучше бы у него была нормальная истерика, со всеми причитающимися завываниями и слезами в три ручья. Вот только Локи никогда не позволяет себе ни повысить голос, ни заплакать. Ну, как сказать – никогда… Уже много-много веков, так давно, что по людским меркам и вправду можно сказать «никогда». Тем хуже, тем тяжелее эти нечастые срывы.
Мама говорила, такое состояние опасно не только для окружающих, но и для самого Локи. Что магия – это меч, у которого вместо рукояти – второй клинок. Что младший принц Асгарда столь же силён, сколь и хрупок. Что его, Тора, долг как старшего брата – по мере сил оберегать Локи…
У брата на щеке длинный порез, оставленный просвистевшим слишком близко ножом. Кровь течёт медленно и густо, оставляет на бледной, будто восковой коже тёмные блестящие полосы. Локи не замечает вьющегося вокруг него рассерженными осами оружия – он ничего не замечает, будто ослеплён и оглушён сковавшим его магическим коконом.
– Брат, – Тор отбрасывает в сторону летящий в него меч – благо, тренировочный, почти не острый. – Брат, пожалуйста, приди в себя!
Локи больно – Тор это видит, видит по мучительно сведённым бровям, по бескровным губам, упрямо сжатым в полосу. Магия окутывает его переливчатыми потоками света – сине-голубого и золотого, искрящегося, обжигающе-горячего и, одновременно, невыносимо холодного. Магия защищает и ранит. Магия вихрями срывается с кончиков пальцев, ледяным пламенем танцует в глазах. Глаза у брата ярко-зелёные, тёплые и лукавые, но сейчас они будто подёрнуты прозрачно-голубым льдом, светящимся и неживым.
– Всё хорошо, – срывающимся голосом снова и снова повторяет Тор. – Всё хорошо, Локи, слышишь меня?
Уклониться получается не от всего – слишком уж много оружия мечется по воздуху встревоженным пчелиным роем, – от тяжёлого боевого посоха очень болит плечо. Подойти бы ещё хоть на шаг ближе… Обжигающие вихри магии сшибают с ног, наполняют лёгкие удушливым жаром, опаляют ресницы – Тор убеждает себя, что это ему только чудится, что это лишь иллюзия, что… Тор вдыхает поглубже и крепко обнимает брата, прижимает к себе худое, ломкое тело. Магия вьётся вокруг них, пляшет, неистовствует – и опадает, будто пламя, задохнувшееся пеплом. Оружие на мгновение замирает в воздухе, точно натолкнувшись на невидимую преграду, а затем с оглушительным грохотом падает на пол.
Сердце брата колотится так, что Тор только диву даётся – как ещё не проломило рёбра.
– Локи, – тихо зовёт он, всматриваясь в тонкое бледное лицо. – Локи, прошу тебя, отзовись.
Кажется, проходит несколько чудовищно долгих минут – подрагивают тёмные ресницы, брови тревожно сдвигаются на переносице, и дыхание хриплое, неровное. Оно и немудрено… Наконец, брат открывает глаза – прежние, ярко-зелёные, живые, – и смотрит на него испуганно и непонимающе.
– Ну и напугал ты меня, – через силу улыбается Тор, слегка ослабляя хватку – если брат захочет, то сможет отстраниться, но Локи только опускает взгляд и льнёт к его груди.
– Извини, – едва слышно шелестит Локи. Как же его трясёт... – Я снова... Да?
Тор сдержанно кивает. Тут даже пытаться юлить – попросту глупо, да и вопрос задан скорее от шока. Брат судорожно выдыхает и быстро касается пореза на своей щеке. На пальцах остаются смазанные красные пятна – Локи смотрит на них в каком-то странном оцепенении.
– Тебя задело?
– Несущественно, – отзывается Тор, успокаивающе проводя широкой ладонью по разметавшимся тёмным волосам. – Не волнуйся, никто всерьёз не пострадал.
Это, если уж быть откровенным до конца, не совсем правда.
Первый, кто страдает от этих срывов – сам Локи. Это уже случалось не раз и не два, но самый первый и едва ли не самый тяжёлый срыв – на совести Тора. Он вовсе не хотел причинить брату вред, вовсе нет, просто в какой-то момент очередной перебранки он немного... перегнул палку. Тогда ему здорово досталось, а Локи пришлось на руках нести в чертог – и брат ещё долгие дни лежал в беспамятстве.
Тогда мама и рассказала – тихо, не для чужих ушей, – что всплески стихийной магии могут быть опасны, что контролировать их очень сложно, и что ему, Тору, следует сделать всё от него зависящее, чтобы не допускать подобных срывов. "Ты же знаешь, – сказала она, – Локи привязан к тебе сильнее, чем к кому бы то ни было в этом мире". Тор был слишком обескуражен её словами, чтобы ответить внятно. Если бы мог – сказал бы, что больше всего Локи всегда был привязан именно к ней, к матери, и она наверняка ответила бы мягкой улыбкой и в очередной раз повторила, что её любимые сыновья, хоть это и грустно, уже не те дети, которых объятиями и широкими рукавами платья можно оградить от всех бед.
Как знать, как знать. Широких рукавов у Тора никогда не было, но и без них эффект остаётся отменным.
– Сможешь сам на ноги подняться? – спрашивает Тор, окидывая быстрым взглядом учинённый в тренировочном зале бедлам. Локи с заметной лишь брату неохотой выпрастывается из осторожных объятий и неуверенно встаёт. Его немного ведёт, и Тор, поднявшись на ноги следом, придерживает брата за плечо. Локи слабо улыбается в ответ и пытается хоть немного пригладить взъерошенные волосы.
Пройдёт буквально полчаса – и к брату вернётся его яд, и привычная полуулыбка снова замрёт на тонких губах, и Локи снова будет больно жалить тех, кто посмеет его задеть, но пока… Пока он просто любимый младший брат, которому нужна защита и поддержка, и, временами, – чего уж тут таить, – просто немного живого тепла. Его яд не для Тора.
– Брат, – голос у Локи мягкий и вкрадчивый, будто бархатом по слуху. – Можно завтра я буду тренироваться с тобой?
Кстати, о тренировках... Весёлой троице всё равно влетит, да так, что Йотунхейм Вальгаллой покажется.
– О чём вопрос, – Тор посмеивается и легко ерошит только-только приведённые в надлежащий вид волосы.
До ушей дежурящей у дверей в тренировочный зал троицы воинов доносится только наигранно возмущённый голос:
– Брат, опять так сделаешь – точно обижусь!